Фиму повели на очередной допрос. Большой лысый человек в штатском тут же огромными кулаками сбил подследственного с ног и начал колотить ногами в живот, по голове и спине с такой неистовой силой, будто забивал железобетонные сваи в землю. В конце концов Фима, укрывая разбитую и окровавленную голову руками, подполз к столу и на коленях стал упрашивать громилу больше не бить, поскольку вспомнил, где припрятал деньги и драгоценности…

Сломанной рукой Фима подписал протокол, надиктованный лысому громиле Семену. Таким образом он рассказал про место последнего тайника и зарыдал от причиненной боли, унижения и безнадеги. Еле-еле Ефим Ильич добрался до нар, укрылся худым одеялом и долго-долго пролежал неподвижно, пока не наступила ночь, принесшая Фиме куда большие страдания.

Он проснулся от внезапной боли, но то была не привычная ноющая боль от причиненных лысым громилой побоев, а резкая, как будто что-то разорвалось внутри. Эта боль была куда более унизительна и беспощадна, поскольку в наступившей кромешной темноте его кто-то насиловал. Пытаясь вывернуться Фима дернулся и заорал от боли, понимая, что обе руки, в том числе и сломанная, крепко привязаны к нарам. Чей-то кулак затолкнул жертве в рот кляп, чтоб не орал впредь, глаза от боли вылезали из орбит. Сколько продолжалось насилие, Фима не мог понять, один мужлан сменял другого, наслаждаясь и хвастаясь удовлетворенной похотью, пока, наконец, Фима не потерял сознание.

Очнулся Фима на больничной койке с твердым желанием свести счеты с жизнью. Он хорошо понимал: теперь его место у параши и только такую роль отверженного отныне ему отведут в любой камере. И все же поганое это чувство было ничтожным по сравнению с тем унижением, которое он испытал прошлой ночью. Это не рука сломана, не прежняя сытая жизнь, это его душу сломали, и, как видно, навсегда.

35

Несколько недель жена арестованного Марка Бородина Соня не теряла самообладания, поскольку помнила разные времена, которые переживала когда-то ее семья, да и военное время приучило верить и ждать, как никто другой. Откуда в маленькой хрупкой женщине с темно-каштановыми кудрявыми волосами было столько сил, никому неизвестно.

Три дочери, уже взрослые, учились в Минске. И, слава богу, на дворе был не 1937 год, им не приходилось расплачиваться за несправедливый арест Марка собственной свободой. Девчонки помогали как могли, собирая продукты и сигареты на посылку арестованному вчерашнему руководителю Оршицкой райпотребкооперации. Так что Соня сосредоточилась на поисках встреч с сильными мира сего и, разумеется, знакомого адвоката, адрес которого она нашла в записной книжке мужа.

– Здравствуйте, Родион Маркович! – пролепетала Соня открывшему дверь пожилому человеку в длинном халате.

– Добрый вечер, милочка, чем обязан?

– Я – Соня. Жена Марка Наумовича Бородина…

– Ах, извините, не узнал сразу в темноте… Проходите, что ж мы стоим…

Соня проскользнула в длинный коридор квартиры и последовала за хозяином в гостиную.

– Что случилось?

– Марка арестовали…

– Это какая-то ошибка? Его же к награде представили высокой! Нет, этого не может быть!

– Родион Маркович, ему нужен адвокат…

Адвокат Родион Маркович Родкин обычно помогал многим знакомым Марка, но в то, что помощь понадобится самому Марку, не мог поверить.

– Когда это случилось?

– Месяц назад, когда возвращался из командировки в Пятну, за неделю до присвоения звания Героя Социалистического Труда.

– Значит, согласовали все наверху. В чем обвиняют?

– В хищении социалистической собственности. У нас был обыск в квартире…

– Нашли что-нибудь?

– Нет, а что должны были найти? Марк ничего не крал!

– Ты сама как? Как дети?

– У нас все в порядке, я работаю, девочки в Минске, учатся, помогают…

– Что думаешь делать?

– Хотела встретиться с высокопоставленными чиновниками, с которыми он общался, прокурором Дунаенко…

– Зачем? Они-то в первую очередь запрячут голову в песок и побегут, как крысы с тонущего корабля.

– А что тогда?

– Я встречусь с ним… и тогда решим, что делать.

– А вам дадут свидание? Мне не разрешили.

– Мне дадут как его адвокату, и тебе разрешат увидеться, коль денег не нашли в квартире. Тебя будут уговаривать отдать деньги.

– Какие?

– Марка деньги будут заставлять отдать…

– У меня нет денег даже вам заплатить за услуги адвоката…

– А вот об этом, Сонечка, не волнуйся. Мне Марк не раз помогал. Деньги в нашей стране не главное. Иди домой, отдохни, вид у тебя усталый, не переживай…

Соня все же не послушалась Родиона Марковича и отправилась на следующий день к прокурору Дунаенко, но женщину не пустили дальше приемной. Очевидно, прав оказался старый адвокат: теперь знакомые чиновники разбегутся, как тараканы, кто куда, и на их помощь рассчитывать не приходится.

36

Начальник следственной группы капитан Беспалов вызвал на очередной допрос бывшего заведующего овощным складом райпотребсоюза Бориса Ефимовича Гринберга. Крупный человек с махровыми бровями, рыжими бакенбардами, большим животом и опытом работы был не так прост, как иные фигуранты уголовного дела. Битый час Сергей Александрович уговаривал, внушал, что надо возмещать похищенное, чтобы искупить содеянное, на кону ведь собственная жизнь, но тот держался стойко и до сих пор не сдал ни копейки.

Беспалов даже пошел на очередную хитрость, вызвав на свидание с Гринбергом его жену-старушку, пропагандируя, что надо помогать следствию, но та, в свою очередь, видимо, памятуя о военном лихолетье, тоже держалась как настоящая партизанка. Мол, она знает лишь то, что муж ее, Гринберг Борис Ефимович, в последнее время работал кладовщиком в заготовительной конторе, чем конкретно занимался – ей неведомо, поскольку никогда ничем не делился, так что каких-либо фактов преступной деятельности с его стороны старушке неизвестно. Как неведомо, какую он на самом деле получал зарплату, кроме официальной в 60 рублей в месяц.

Меж тем, проведя в камерах несколько недель, обвиняемые по очереди начинали сдавать похищенное. Поначалу в доход государства поступали небольшие суммы – от 500 рублей до 3–5 тысяч. Арестованные клялись, что больше у них ничего нет, но размер реального ущерба уже был подсчитан ревизорами, по версии которых государственная казна недополучила 824 432 рубля и 99 копеек. Таким образом по самым приблизительным подсчетам получалось, что у каждого подследственного в среднем на огороде, в доме или на кладбище припрятано около 50 тысяч рублей.

Заведующий кожевенным складом Моисей Каганович хранил свои ценности в старом чемодане (это слово он писал через у – «чумадан») в подвале у ничего не подозревающих родственников. Ободранная фибровая обивка скрывала семь золотых механических часов, мех выдры, воротники из черно-бурой лисы и котика, две мужские шапки из нерпы, пару сережек с бриллиантами и около десятка золотых